Детство
Михаил Ларионов родился в русской православной семье в Тирасполе в 1881 году. Его отец, Федор Михайлович Ларионов, был врачом и фармацевтом Тираспольского военного госпиталя, а мать, Александра Федоровна Петровская, дочерью крестьянина.
Ларионов прожил счастливое детство в Тирасполе, ему нравилось исследовать город и пышные пейзажи с раскидистыми лугами и садами. Он возвращался в провинцию на протяжении всей своей взрослой жизни, чтобы найти вдохновение для своей живописи.
Cемья Ларионова переехала в Москву в 1891 году. В возрасте двенадцати лет Михаил начал обучение в Воскренской технической школе в Москве, которую окончил с дипломом два года спустя. В 1898 году он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, там работал у пейзажиста Исаака Левитана. В 1900 году в художественном училище Ларионов познакомился с однокурсницей Натальей Сергеевной Гончаровой, которая оказала на него большое влияние. Вместе они жили и работали вплоть до смерти Гончаровой в 1962 году. Как позже сказала Гончарова, «с тех пор, как я и Ларионов однажды встретились, мы никогда не расставались».
Становление
Ларионов провел свою первую выставку в 1902 году и продолжил обучение у Василия Бакшеева, Валентина Серова и Константина Коровина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Следствием успеха молодого художника стало разрушительное поведение: он начал создавать проблемы в школе. В первом случае Ларионов занял все доступное пространство на стене московской школы, повесив 150 своих картин и не оставив места для работ других учеников. Современники говорили, что директор школы велел ему снять некоторые картины, а когда Ларионов отказался, его исключили. Эта история так и не была доказана, а Энтони Партон, ведущий ларионовец, утверждал, что она апокрифична. Архивы школы свидетельствуют, что Ларионова попросили уйти за то, что он не завершил свою работу. В итоге его все-таки восстановили.
Он обрел репутацию нарушителя спокойствия. Его еще дважды пытались исключить из школы. В следующий раз — с дипломом второй степени в 1910 году за руководство студенческой демонстрацией. Ларионов говорил: «Все, что утвердилось в искусстве, угнетает меня… Я чувствую застой, и он душит меня… Я хочу вырваться из этих стен в бескрайнее пространство, очутиться в постоянном движении» .
По воле судьбы в 1903 году на московской выставке он познакомился с Сергеем Дягилевым, русским искусствоведом, меценатом и основателем Русского балета. У них сложились тесные профессиональные отношения, которые продолжались до конца 1920-х годов.
К 1906 году Ларионов получил признание критиков и коллекционеров за свои картины. В том же году его пригласили на выставку Союза русских художников, а в Париже - на выставку русского искусства в Осеннем салоне. Находясь в Париже, он познакомился с работами Поля Гогена, Поля Сезанна и фовистов, быстро попал под влияние французского модернизма.
Следующие годы были самыми плодотворными в жизни Ларионова, поскольку он сам занялся организацией выставок. За это время он подружился с другими представителями русского авангарда, включая Василия Кандинского, Казимира Малевича и Георгия Якулова.
В 1910 году Ларионов стал одним из основателей группы «Бубновый валет», которая выступала за альтернативное выставочное общество молодых художников, стремящихся вырваться из художественной традиции. Однако отношения с другими участниками испортились, и в 1911 году он вышел из группы и вместе с Гончаровой сформировал новый коллектив, «Ослиный хвост».
Ларионов и Гончарова выступали за создание нового российского современного искусства, которое меньше опиралось на европейское искусство и вместо этого обращалось к русским художественным традициям. Название группы «Ослиный хвост» связано с известным розыгрышем, в котором искусствовед Ролан Доржелес и его друг Фредерик Жерар привязали кисть к хвосту осла, чтобы создать картину. Эта картина позже по непонятным причинам была выставлена на Салоне Независимых художников 1905 года. В состав группы входили Марк Шагал, Казимир Малевич и Александр Шевченко. Их первая выставка вызвала споры из-за обращения к религиозной тематике. Сама Гончарова была фигурой провокационной, и в 1910 году ее судили за порнографию за этюды обнаженной жизни на одной из ее выставок. Позже она была оправдана.
В 1912 году, вдохновленный лекциями Филиппо Томмазо Маринетти о футуризме, Ларионов начал свои первые исследования лучизма. Это новаторское движение, синтезировавшее кубизм, футуризм и орфизм. Ларионов утверждал, что написал свою первую лучистскую картину в 1909 году, но он не всегда был точен в хронологии своих картин. Ларионов часто опускал дату на своих картинах или датировал свои полотна спустя лет десять. Как заметил Энтони Партон: «Неточная память, несомненно, сыграла свою роль, но Ларионов был проницательным пропагандистом исторической роли [его и Гончаровой] как художников».
Примерно в то же время Ларионов и Гончарова начали исследовать неопримитивизм, взяв за основу традиционные русские гравюры, лубок, иконы и крестьянские промыслы, закрепил идеи, выдвинутые группой «Ослиный хвост». В следующем году группы «Бубновый валет» и «Ослиный хвост» решили свои разногласия и начали сотрудничать на выставках.
Карьера
К 1913 году Ларионов обрел большую самостоятельность и начал отрываться от групп, с которыми работал ранее. Он считал себя одним из «людей будущего»: «Мы, лучисты и люди будущего, не хотим говорить о новом или старом искусстве, и тем более о современном западном искусстве… Мы признаем все стили подходящими для выражения нашего творчества, существующие как вчера, так и сегодня: кубизм, футуризм и их синтетический лучизм».
В том же году Ларионов занялся сценографией, создал декорации для пьесы Большакова «Пляска улицы», динамичного спектакля, в котором актеры, пол и сцена находились в постоянном движении. Спектакль отвергал театральные условности в пользу агрессивной импровизации.
Ларионов и Гончарова также устраивали футуристические вечера, во время которых раскрашивали лица лучистыми узорами, развлекали толпу. В один из таких вечеров Ларионов назвал публику «задницами» и «хамами». Как писал поэт Маяковский: «Эмоции... разгорелись до того, что, если бы не вмешалась полиция, все кончилось бы кровавым боем». Позже заведение закрыли.
В этот период Ларионов также занимался дизайном одежды. Он опубликовал возмутительный манифест, в котором говорилось, что мужчины должны носить сандалии с раскрашенными ногами, сбривать половину волос на лице и заплетать в косы желтые кисточки. Тем временем женщинам было приказано ходить топлесс с разукрашенной грудью.
Заявления художников вызвали бурю, которая усугублялась скандальными историями в прессе и интервью в СМИ. В следующем году они уехали из Москвы в Париж, где работали над сценографией к балету Сергея Дягилева «Золотой петушок».
Ларионов и Гончарова переехали на бульвар Араго, 65 и подружились с поэтом Гийомом Аполлинером, который, в свою очередь, познакомил их с французским авангардом. Первую выставку Ларионова и Гончаровой в Париже посетили знаменитости того времени: Коко Шанель, Макс Жакоб, Робер Делоне, Жан Кокто, Константин Бранкузи, Жорж Брак, Андре Дерен, Пабло Пикассо и другие.
Поздний период
Восхождение пары к мировой славе было прервано, когда Ларионов был призван воевать в составе русской армии с началом Первой мировой войны. В августе 1914 года он был мобилизован в должности обер-адъютанта 210-го пехотного Бронницкого полка, был ранен в октябре, провел три месяца в больнице, прежде чем его выписали в 1915 году.
Ларионов вернулся в Россию продолжить лечение. Как позже писал его друг, художник Серж Фотинский: «Из-за травмы он потерял решительность и настойчивость, которые должны быть у творческого человека... Он не мог сосредоточиться... Он не мог оставаться на месте, он пошел в ложился спать в четыре часа утра и спал до двух-трех часов дня... В глубине души ему не было покоя, что-то грызло его, какая-то тревога...»
В следующем году Ларионов и Гончарова уехали в Швейцарию, чтобы присоединиться к своим друзьям Дягилеву и композитору Стравинскому для работы над сценографией. Они провели следующие годы, путешествуя по Франции, Испании, Италии, Англии и Соединенным Штатам. В Лондоне они подружились с влиятельным искусствоведом Роджером Фраем, который положительно отзывался об их работе и продвигал их проекты для одного из дягилевских балетов.
В 1919 году пара вернулась в Париж. Ларионова стал меньше работать. Одни ссылались на его слабое здоровье, другие — на лень. В том же году его брат погиб в России, сражаясь в Красной Армии.
На протяжении 1920-х годов Ларионов продолжал свою работу с Дягилевым над «Русскими сезонами», вплоть до 1929 года, до смерти мецената. Ларионов вернулся к живописи, также пара начала работать над театральными заказами в Париже.
Ларионов и Гончарова не могли вернуться в сталинскую Россию, где вовсю шли чистки и гонения на авангардистов. Когда Гитлер вторгся в Австрию в 1938 году, они поняли, что никогда не смогут вернуться домой. В том же году Ларионов и Гончарова подали заявление на получение французского гражданства и оставались во Франции до конца войны.
Во время поездки в Лондон в 1950 году у Ларионова случился инсульт. Его увезли обратно во Францию на лечение, но его левая рука была парализована вместе с правой стороной лица. После инсульта Ларионов прекратил творческую деятельность.
Пара поженилась в 1955 году, а это означало, что они могли унаследовать работы друг друга, если один из них умрет. К этому моменту болезнь Ларионова сказалась на них обоих, и друг заметил, что Гончарова «чахнет». У нее был диагностирован неизлечимый рак, и она умерла в 1962 году.
Не справившись в одиночку, Ларионов пригласил Александру Томилину переехать в его парижский дом, чтобы помочь ему. Она стала его секретарем и опекуном; они поженились в следующем году. В 1964 году Ларионов умер в возрасте 82 лет. Похоронен рядом с Гончаровой на кладбище Иври в Париже.
